День за днем, час за часом помогают людям угодники Божии в ответ на обращенные к ним молитвы. Но каково это, когда ответом на молитву становится немедленное и явное чудо спасения от голодной смерти? Вот как об этом вспоминал архимандрит Филадельф (Мишин; † 1959 г.), насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
Особенно он любил Сергия преподобного и Николая Чудотворца. Преподобного Сергия он полюбил здесь, в Лавре, Николая же Чудотворца всю свою жизнь любил за то, что тот очень милостив ко всем бедным и несчастным. А отец Филадельф и был как раз более всего несчастным в жизни своей. Особенно до Лавры. Сидели мы однажды во дворе святого монастыря. Да, кажется, в садике монастырском. Маленький садик такой, две-три скамеечки поставлены в нем, стоит бочка с водой, и кошка серая монастырская бегает с двумя озорниками-котятами. И вот старец разговорился о своей минувшей жизни. Мы, тогда молодые студенты, с интересом слушали. Зная его особую любовь к святителю Николаю, один молодой монах-семинарист спросил: «Отец Филадельф, расскажи нам, как Николай Чудотворец спас тебя от голода». Мы притихли. Старец благодушно прищурился. Посмотрел на всех любовно, потом воодушевленно перекрестился и начал: «Угодник Божий Николай Чудотворец всю жизнь меня хранит и питает. А вот однажды он спас меня от неминуемой злой голодной смерти». Голос его дрогнул. Старец умолк.
Долго копался в своей рясе, вынул платочек и стал утирать непрошеные слезы. Нам стало неудобно, и мы понурили свои головы, чтобы не видеть слез старца. Кстати, оговоримся, что отец Филадельф, хотя и звали его братия иногда оратором и поэтом, рассказчик был довольно плохой, незавидный. Он сильно сбивался, путался, повторял одно и то же. Словом, по своей скромности и застенчивости он очень терялся при народе, особенно когда был предметом всеобщего внимания.
Он справился со слезами и продолжал: «В ссылке я был. Голодный был год. Есть было совсем нечего. Работа очень и очень тяжелая, а есть нечего. Да еще зима была суровая-пресуровая. Транспорт не мог ходить, и доставка продуктов прекратилась. Мы несколько суток были совсем голодные и холодные. Да еще, как на грех, мороз прибавил до сорока градусов. Птица мерзла на лету. А одежонка-то арестантская какая? − И старец окинул всех многозначительным взором. − Арестантская-то какая? − повторил он снова. − Многие мои собратья слегли: обессилели и не могли ходить. Я тоже готовился умирать с голода и холода. Ночевали мы в хибарках, маленьких таких и совсем худых. Окна заткнуты тряпками. На полу снега надуло в щели. Дверь полуоткрыта − понамерзло на ней льда целый вагон… Был холодный вечер. Я лежал, укутавшись в тряпки; мороз лез и леденил все тело. Сильно захотелось спать. Я знал хорошо, что такое состояние − предвестник смерти. Чуть засни — и все, больше не встанешь вовеки. С трудом поднявшись, я решил последний раз помолиться святителю и чудотворцу Николаю. „Угодник Божий, − сказал я ему, — ведь я помираю. Ты все видишь. Ты − скорый помощник, сам приди ко мне, помоги!“. Дальше не помню, что говорил или не говорил, только слышу: сильный стук в дверь. Открыл. Порыв холодного ветра со снегом обдал лицо. Никого нет. Но что это такое? Свежие следы от двери… Заглянул за угол − сумка большая стоит. И снег еще не успел ее замести. Боже мой, да что же это такое за привидение?! Еще раз оглянулся на следы — они уходили в сторону леса. Кругом − ни души, только буря сильней расходилась. Взял я эту сумку. Тяжелая. Принес в хату. Открыл… Милые вы мои дети, − и старец навзрыд заплакал, − в сумке-то были свежие хлебы. Да еще теплые, совсем горячие! Будто только вот из печки их вытащили. А какая там печка?! На пятьдесят верст не было ни одной хозяйской хаты, только ссыльные да арестанты… Вот этим хлебом мы и жили целую неделю, пока не утихла пурга и не привезли нам паек. И никто тогда не умер. В других лагерях, слышно было, многие позамерзали в ту метель, а наши-то никто не замерз. Чудотворец Николай спас».
Старец замолчал. Видно было, что он сам взволнован этим дивным воспоминанием. А какое сильное впечатление осталось в наших сердцах! Какое великое счастье — жить живой верой в помощь святых угодников Божиих, любить их, благоговеть пред ними, молиться им в минуту опасности и вообще молиться им всегда!