Видение святого Софрония (Сахарова)
Несколько лет назад я узнал, что канонизированный Константинопольской Церковью святой Софроний (Сахаров) говорил, что видит внутри себя такую ненависть, которая могла бы уничтожить всю землю. Я, конечно, был потрясен, услышав такое, и не мог поверить, что это мог сказать такой мягкий человек, как святой Софроний.
Но по мере шествия путем духовной жизни, хоть я и не приблизился к мере святого Софрония, но стал немного понимать, как велико падение человека и как мы далеки от тонкости благодати. Святой Софроний плакал, когда видел в себе человеческое падение, когда видел в себе человеческую природу, не преображенную сладостью благодати.
Что такое человек без благодати
Человек без благодати — это земля и грехи. Это глубокий мрак, до того глубокий, что мы даже не отдаем себе отчета в этом, как следует.
Это все равно, что зайти в клеть своей души, а там — непроглядный мрак. И в этом мраке мы думаем, что все хорошо, но натыкаемся на предметы в комнате и не знаем, куда идти. И миг, когда проникает свет благодати, становится критическим, потому что мы видим грязь в комнате, видим ад, искореженность в себе. И тогда нам надо иметь мужество, надо иметь смелость признать, что в клети нашего сердца у нас проблема, и начать наводить чистоту. Если же мы из любви к себе потушим свет, тогда так и пребудем с незрячими глазами в вечном мраке.
Сегодня, увы, очевидно колоссальное нечувствие в людях вообще, вызванное этим мраком ума — в той экзистенциальной заасфальтированности, в которой мы фактически уже не живем, а лишь существуем. Люди дрейфуют по течению, потому что отпали от силы притяжения Божественной любви, единственно способной вырвать нас из смолы нечувствия, в которой мы застряли, и единственно могущей устремить нас к небу.
Любовь и эгоизм
Но мы не хотим напитать свою душу любовью, ведь это предполагает ответственность. А душа питается в ту минуту, когда любит, не столько в ту, когда ее любят, хоть на нашем уровне падения и присутствует необходимость во взаимности для восхождения по лестнице, именуемой Крестом Воскресения — любовью. Любовь — это величайшая ответственность и великодушие из всех возможных, потому что, любя, мы соглашаемся поставить в центр своего существования Бога, а через Бога — и других. Для нашей гедонистической, эгоистической и падшей натуры это ужаснейший прыжок в пустоту, ведь в помутившемся алмазе нашего сердца живет лишь одинокий идол нашего собственного «я».
В помутившемся алмазе нашего сердца живет лишь одинокий идол нашего собственного «я».
Мы чувствуем, что это прыжок в пустоту, потому что полны самих себя и думаем, что за идолом нашего эгоизма нет ничего. Но если прыгнем с верой в Бога тотально трансцендентного, тогда окунемся в обилие Божественной любви, в обилие духовного существования, в подлинную жизнь тонкости, где в этом свете всегда пребудем смиренными, потому что всегда будем видеть свою немощь, свое состояние скотства, в котором пребывали бы, если бы оставались без благодати Божией.
С другой стороны, если человек не просвещен, тогда он считает, что он самый сильный на парковке, он местный бог — по меньшей мере, в своей душе.
Случай с аввой Зосимой
Приведу вам такой случай. Как-то один благородный господин, пришедший из Газы, услышал, как авва Зосима говорит о себе, что он последний из людей, на что соответствующий благородный господин отреагировал весьма бурно, уверяя, что это неправда, что авва — святой, что он воскрешает умерших и совершает уйму чудес, и поэтому не может говорить такого. На что авва ответил, что он не может объяснить ему, почему, но пусть поверит, что это так: он последний из людей.
Авва Дорофей, слышавший всю эту беседу, был не только святым, но и весьма ученым человеком. Он подошел к соответствующему благородному господину и спросил его:
— А ты в Газе кто?
Благородный ответил:
— Я там самый могущественный человек.
— Понятно! А если пойдешь в Кесарию?
— Ну, если пойду туда, буду серединка на половинку.
— А если пойдешь в Константинополь?
— Там я буду чуть ли не голодранцем.
— Ну, а если окажешься перед императором?
— Перед ним я буду чувствовать себя последним из людей.
— Ну вот видишь, то же самое происходит и в духовной жизни, — ответил ему авва Дорофей.
Когда человек приближается к сиянию величия Божия, он видит себя во всем своем ничтожестве, видит, кто он есть на самом деле, а не кем считает себя.
Без любви Божией мы теряем всё
Если мы не прыгнем в обилие любви Божией с тем чувством, что мы нищие, и будем надеяться, что сами со всем справимся, тогда в конце концов угодим в пропасть отчаяния, потому что человек не может сам решить собственного уравнения, какими бы многообещающими ни казались шансы, когда он начинает его решать.
Если человек выбирает одиночество, тогда он становится крайне черствым, думая, что он бог на земле, и поэтому может быть деспотичным с другими. Так происходит разрушение его души, даже если он не отдает себе в этом отчета и даже если это не произойдет тотчас, поскольку Господь милостив и дает время на покаяние.
В ту минуту, когда кто-нибудь считает себя Христом Богом и пытается занять Его место, он на самом деле занимает место антихриста. Бог есть, и Он всемогущ, хотим мы этого или не хотим. Бог задает правильный образ бытия, Он — Само Существование, и кто борется с Богом, тот борется с Существованием, превосходящим всякое существование, борется с правильным образом бытия, и отсюда проистекает его мучение, его искривление.
Жестокость в школах
Мы видим, сколько жестокости сегодня повсюду, вплоть до школ, и даже если на первый взгляд нам кажется, что агрессоры — это те, кто побеждает, именно они-то и мучаются больше всего. За блистательным существованием, одобряемым мирским духом, скрываются (вы должны это знать) огромные травмы, доводящие до отчаяния. Человек бывает задавлен лавиной грехов, невыносимым бременем совести и нестерпимым унынием, страдает от истерзанности души ранами и погруженности ее в пучину отчаяния по их причине. Кто доходит до такого состояния, того охватывает нерадение, он уподобляется обломку разбитого корабля и несется по течению. Это тяжелая, но излечимая ситуация. А лечится она воздержанием и благим упованием.
Отчаяние и внутренняя черствость
Есть и другой источник отчаяния — непомерная гордыня, самомнение и то, что мы считаем произошедшее с нами падение ниже своего достоинства. То есть недоумеваем: «Да чтобы я?..» Если мы доходим до этого, тогда у нас уже не остается надежды на подвижничество, и мы угасаем. Люди ломаются не оттого, что они мягкие, а оттого, что слишком долго бывают твердыми.
Чтобы исцелиться от этого, надо стяжать смирение и стараться не осуждать других. Всегда вынашивать благой помысел. Судить только поступок, со смирением и сознанием собственной относительности. Личность же другого будем всегда любить и считать его достойней себя, даже если он искушается.
Милость Божия
На самом деле грех против Духа Святого, который никогда не прощается, — это не что иное, как отчаяние, потому что тогда человек уже сам не хочет быть прощеным, а Дух Святой Утешитель уважает решение человека, даже если оно оборачивается для него вечными муками. Бог может простить абсолютно любой грех, ведь Он всемогущ. И всемогущество Бога в том именно и состоит, что Он может пройти над всем как Господь и милосердый Царь, а не как бульдозер.
Если бы кто-нибудь мог взвесить Божию милость и увидеть ее край, тогда, может, и было бы уместно сомневаться и думать, что в какой-то момент может статься, что наши бесчисленные грехи окажутся больше милости Господней. Но поскольку милость Божия безгранична, то отчаянию просто не остается места. Наши грехи — это малая искорка, падающая в безбрежный океан милости Божией.
Поскольку милость Божия безгранична, то отчаянию просто не остается места.
Привожу вам этот образ, чтобы он помог вам, но все же он неточен, потому что у океана, пусть нам и кажется, что у него нет пределов, они все-таки есть, тогда как милость Божия действительно безгранична.
Отчаяние — это диавольское нападение на человека
Отчаяние — это лобовая атака диавола. Диавол всегда стреляет дважды: первую пулю выпускает, чтобы вынудить человека согрешить, то есть ожесточить ему сердце и отделить его от Бога духовного, а вторую пулю — чтобы повергнуть его в отчаяние, то есть сокрушить ему сердце. Если сердце умягченное, духовное, нетвердое, диавольская пуля не может его разбить. Вражеская пуля должна найти что-нибудь компактное, полное твердого своеволия, чтобы вонзиться. Если же человек — дух, поскольку отказался от своей воли и положился на волю Духа Святого, тогда пуля проходит через него и летит дальше, не причинив ему вреда.
Диавол потому и твердит ему постоянно: «Будь безжалостным, жестким, твердым», чтобы было во что ударить, за что его зацепить. Он обманывает человека, говоря, что если он будет эгоистичным и твердым, то победит, тогда как реальность показывает прямо противоположное: победа заключается в максимальной духовности и единении со всеми, и это потому, что человек — образ Божий, совершенно духовный и всеобщий, и движется к подобию с Ним.
Единение в Боге среди людей
Бог Един в Трех Лицах — это Святая Троица. То же самое и человек. Бог создал человека по Своему образу, то есть одного человека во множестве личностей двух полов: мужского и женского. В Адаме Бог создал единственную сверхразумную сущность, гигантскую, по Своему образу и подобию, а значит, мы, если бы не были разделены, раздроблены грехом, должны были бы в эту минуту знать мысли друг друга, разделять эмоции, чувства и переживания друг друга. Тогда мы соработничали бы в полном взаимопонимании для достижения высшей цели, которой является вечное любящее личное совершенствование, вечное блаженство, то есть единение с Богом, то есть рай.
Но чтобы существовало это взаимообщение и взаимопроникновение личностей, необходимо, чтобы они были духовными и открытыми посредством любви. Если же личность замыкается и черствеет, тогда взаимопроникновение исчезает и общение размывается, минимизируется, пока не исчезнет совсем, и так появляются тирания и одиночество ада.
Черствость проистекает из грехов и страстей
Чтобы замкнуть, отделить и ожесточить человека, диавол старается сделать так, чтобы он грешил, и, если можно, повергнуть его в страсть. Грех — это отклонение человека от верного пути к духовному единению людей в Боге и с Богом. Это отклонение производится с помощью центра внимания, центра притяжения, центра греховного удовольствия. Если человек невнимателен и привыкает к этому центру до той точки, когда он уже не может оторваться от притягательной силы, производимой им, тогда мы говорим о страсти.
Страсть — это постоянный грех, разрушительная привычка, которая становится второй натурой человека, взявшей над ним власть. В тот миг, когда страсть становится идолом человека, тогда всеобщий и духовный Бог бывает отодвинут на край внутренней вселенной, пока полностью или частично не будет удален из этой вселенной. Так же исчезают и реальные связи, межличностные связи любви с другими людьми. Человек атомизируется, превращается в экзистенциальную черную дыру, поглощающую все, что может удовлетворить его страсть, не давая взамен ничего реального.
Человек может дойти до той ситуации, когда виноватыми бывают все, кроме него самого. Так он думает, конечно же. Все ему что-то должны, и только у него одного есть права. Человек становится крайне требовательным к другим и крайне снисходительным к себе. Это искореженное состояние мучает его в той мере, в какой человек пребывает в рабстве этой оптики.
Чтобы высвободиться, ему надо направить эту жестокость на себя, избегать удовольствий, не принимать помыслов, хранить свой ум, молиться, часто исповедоваться и каждый день полагать благое начало. Необходимо терпение, но милостивый Бог ему поможет, и тогда он вырвется из пут суровости, в которые угодил.
Чем больше страсть, чем больше удовольствие, тем больше и жестокость, тем больше мучение, и реверберациями его внутреннего мучения будут мучиться и те, на кого имеет влияние мучимый и жестокий человек.
(Продолжение следует.)