Празднование 165-летия Таврической епархии.
В статье проанализировано освещение вопросов межконфессиональных и межнациональных отношений в Крыму на страницах архиерейских отчетов в Св. Синод. Данная группа источников до настоящего времени практически не использовалась исследователями истории Таврической епархии. Из текстов отчетов можно сделать вывод о том, что, по мнению архиереев, межконфессиональный диалог в регионе практически не знал эксцессов, православное духовенство пользовалось уважением среди иноверцев, а миссионерская деятельность велась взвешенно и деликатно. Одновременно с этим из отчетов следует, что епископат видел определенную угрозу для православных прихожан в жизни в иноверческом окружении и подверженности его влиянию, что, в частности, проявлялось в перенимании языка и традиций и отказе от соблюдения постов. Сведения из архиерейских отчетов по Таврической епархии позволяют существенно дополнить представления о взаимоотношениях народов Крыма во второй половине XIX — начале XX вв.
Крымский полуостров — регион, который на протяжении веков отличается пестротой национального и конфессионального состава населения. Здесь причудливым образом переплелись судьбы православия, ислама, иудаизма и других традиционных религий. Каждый период истории Крыма, начиная от античности и заканчивая современностью, отличается своими формами выстраивания межнациональных и межконфессиональных отношений. В наши дни актуальным остается обращение к позитивному опыту предшествующих эпох, связанному с гармонизацией отношений между представителями различных народов и конфессиональных общин региона.
Для объективного освещения истории межнациональных и межконфессиональных отношений в Крыму в имперский период российской истории принципиально важным является привлечение максимально широкого круга источников по проблематике. К малоизвестной группе источников относятся архиерейские отчеты, которые ежегодно (за небольшими исключениями) направлялись местными иерархами в Св. Синод. В этих документах руководители Таврической епархии освещали основные события и тенденции во вверенных им церковно-административных округах. Представленный в архиерейских отчетах спектр тем максимально полно отражает местные особенности строительства и существования церквей и монастырей, работы духовно-учебных заведений, просветительской и миссионерской деятельности духовенства, а также многих других важных вопросов епархиальной жизни [Калиновский В. В., 2020]. В фонде Канцелярии Св. Синода, отложившемся в Российском государственном историческом архиве, хранятся архиерейские отчеты с 1861 по 1915 гг. (кроме нескольких лет), что позволяет практически полностью проследить как развитие ряда процессов в духовной жизни Крыма, так и отношение местных иерархов к этим процессам в период существования самостоятельной Таврической епархии. Насущной для архиереев Тавриды была и проблема взаимоотношений их паствы, преимущественно славянского и греческого происхождения, с представителями других народов и вероисповеданий.
Уже в отчете за 1861 год еп. Алексий (Ржаницын) зафиксировал то мнение священнослужителей о неправославном населении Крыма, которые были свойственны этому сословию на протяжении всего имперского периода. В частности, он отмечал: «Отношения Православного Духовенства к иноверному и к жителям иноверным, за исключением неудовольствия со стороны последних в случае обращения или присоединения к Православной Церкви лиц между ними более значительных, мирные, так что и после исключительных случаев, спокойствие скоро восстановляется, при благоразумном и терпеливом действовании Православного духовенства» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 74. Л. 11–11 об.). При этом иерарх указывал, что отдельные попытки обращения иноверцев в православие все же имели место. Особо он выделял священника симферопольской греческой церкви Иоанна Паксимаде, который «с особенной ревностью и с желаемым успехом занимается обращением к Православной Церкви, жительствующих в Симферополе и его окрестностях, Евреев и Татар, нимало не стесняясь противодействиями их учителей и начальников, и не страшась их нападений» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 74. Л. 11). В том же отчете отмечалось, что представители этих народов, «которые примером своей жизни, сколько своекорыстной, столько же и плотоугодной, отчасти действуют и на нравы Православных» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 74. Л. 12 об.). При этом евреи и крымские татары ставились в пример для православных торговцев в Крыму, поскольку они в священные для себя дни (суббота и пятница соответственно) и праздники прекращали торговлю, а православные продавцы продолжали свои занятия по воскресеньям.
Архиерейский отчет за 1861 г. интересен также описанием этноконфессиональной ситуации, которая сложилась в регионе после Крымской (Восточной) войны. После массовой эмиграции крымских татар на полуостров начали переселяться выходцы из великороссийских и малороссийских губерний Российской империи, а также православные эмигранты из Бессарабии, Молдавии, Валахии и других владений Турции. При этом епархиальное начальство, которое собиралось заботиться о своей пастве из числа прибывших в Крым единоверцев, не могло получить точных данных о количестве переселенцев от светских властей. Тем не менее, создание отдельной архиерейской кафедры в Тавриде виделось еп. Алексию (Ржаницыну) крайне своевременным и полезным для православного населения края: «Тогда как Татарское население вдруг, почти со всех местностей Тавриды, исчезло, и тысячами прибывали на те местности семейства пришельцев из Православного народа, устроение новых приходов и удовлетворение религиозным потребностям нового православного населения неопустительно и без особенных затруднений совершилось главным образом потому, что Епархиальное Управление успело к сему времени образоваться в самом Крыму» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 74. Л. 16).
Не вполне обычное свидетельство об отношении духовенства Таврической епархии к иноверцам и к миссионерской деятельности содержится в архиерейском отчете за 1887 г. и принадлежит еп. Мартиниану (Муратовскому): «Никогда православное духовенство не стремилось к прозелитизму между иноверцами ни тайным, ни насильственным или другим каким-либо незаконным путем; а потому и иноверцы, не имея никаких поводов к неприязни, относились к православному духовенству с доверием и даже с почтением. Но, не стремясь к прозелитизму между иноверцами, пастыри православной Церкви Христовой и по собственному влечению, и по моему внушению, зорко следят за отношением иноверцев к православному населению» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1208. Л. 39 об.). При этом отношение иноверного населения к православному духовенству противопоставлялось отношению к нему со стороны иноверного клира: «Католическое население относится к православному духовенству с доверием и уважением, и в отсутствие ксендзов посещает православные храмы и служит здесь молебны и панихиды. Но не так смотрят на православную церковь католические ксендзы: они позволяют себе иногда совершать браки православных девиц с католиками и крестить детей от смешанных браков и очень недолюбливают православных священников, которые вступаются за права православной церкви и обличают их незаконное поведение» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1208. Л. 40 об.–41).
Стоит также отметить высказывание предшественника еп. Мартиниана (Муратовского) на Таврической кафедре Гермогена (Добронравина), который полагал, что «каждый член общества обязан, по мере дел и средств своих, содействовать духовенству в охране веры и церкви весьма законными способами». При этом в качестве примера он приводил общины крымских татар и евреев: «они так зорко и так участливо следят за своими единоверцами, что присоединение кого-либо из них к православной церкви всегда встречает сильное с их стороны противодействие, и потому желающие принять св. крещение должны употреблять все способы к тому, чтобы их желание могло быть приведено в исполнение без ведома их единоверцев» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1010. Л. 262 об.–263).
Из года в год в своих отчетах иерархи пытались разобраться в причинах влияния иноверного населения на православных, не снимая при этом ответственности и с себя в случаях отпадения от православия. Они отмечали, что в Таврической епархии было большое количество поселков и хуторов, отдаленных от приходских храмов. Для жителей населенных пунктов было затруднительно регулярно посещать церкви. Этим активно пользовались иноверцы и сектанты, чаще всего влиявшие на находившихся у них в услужении православных людей (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2420. Л. 22 об.). Чаще всего это проявлялось в пренебрежении к богослужениям, отказе от соблюдения постов и работе в дни церковных праздников. В частности, в отчете за 1906 год, эта ситуация представлялась следующим образом: «Бывает, что оседлые русские люди, вращаясь постоянно среди немцев и татар, разучиваются даже говорить по-русски и начинают говорить по-татарски, или по-немецки. Знакомясь с религиозными воззрениями своих соседей, отрицательными по отношению к православной вере, слыша похуления на Св. Церковь с ее установлениями, православное население легко проникается духом религиозного скептицизма. А на такой почве весьма легко могут привиться и произрастать плевелы великого лжеучения и даже неверия» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2177. Л. 42). Такое отношение приводило к тому, что в некоторых приходах, находившихся на Крымском полуострове, священники с трудом могли обеспечить свои довольно скромные насущные потребности (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 903. Л. 59).
Еще одной отличительной особенностью Крыма было почитание отдельных священных мест представителями нескольких конфессий одновременно. Так, в отчете за 1861 год в качестве такого места назван источник св. Параскевии (Параскевы) в Феодосийском уезде, который имел славу целебного и среди православных, и среди крымских татар (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 74. Л. 6). Характерен в этом смысле эпизод, описанный еп. Алексием (Молчановым) в отчете за 1909 год. Архиерей освящал церковь на лесной даче Инкерманского монастыря Св. Климента, которая находилась на Южном берегу Крыма. После литургии с ним захотели встретиться крымские татары из близлежащего селения Ай- Тодор. Владыка по чертам лица определил в них потомков греков, ассимилированных и исламизированных тюркским населением. Епископ предложил своим собеседникам «бывать у источника св. обители, подобно тому, как крымские татары посещают источники других обителей Тавриды для врачевания своих телесных недугов, особенно в Космо-Дамиановском монастыре» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2358. Л. 9). Говоря о празднике в Космо-Дамиановском монастыре, еп. Алексий (Молчанов) отметил, что туда приходили татары из окрестных деревень, а священник-миссионер Николай Саркин отслужил молебствие на их родном языке. При этом Таврический иерарх подчеркивал определенную опасность, которая существовала для проповедника в исламской общине и специфику служения в этой среде: «…фанатизм мусульман и боязнь мщения и преследования со стороны единоверцев за симпатии к христианству заставляют священника-миссионера быть крайне осторожным в деле увещания мусульман и внушения им мысли о суетности веры Магометовой. Приходится прибегать к разным средствам „миссионерской приспособляемости“ и, по крайней мере, поддерживать паломничество татар в этот монастырь» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2358. Л. 11–11 об.).
Другими мероприятиями, которые привлекали внимание представителей разных конфессий, были крестные ходы. Так, в отчете за 1895 г. еп. Мартиниан (Муратовский) отмечал значение крестного хода из Топловского монастыря в Феодосию, собиравшего десятки тысяч богомольцев: «На иноверцев-караимов, которыми изобилует Феодосия, и татар, которые во множестве населяют Феодосийский уезд, зрелище крестного хода и выражение религиозных чувств православного народа производит самое благоприятное впечатление, особенно в молодом поколении» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1589. Л. 31). В отдельных, единичных случаях в отчетах прослеживается и личное отношение иерархов к представителям других народов и конфессий. Наиболее радикальным в этом смысле был еп. Алексий (Молчанов), который возглавлял Таврическую епархию в неспокойный революционный период (1905–1910 гг.). Этот иерарх был известен своими симпатиями к правым и черносотенным организациям, поэтому в подготовленных им отчетах в Св. Синод встречаются антисемитские мотивы. В отчете за 1905 г. владыка так характеризовал лидеров революционных сил: «Руководители этого движения — главным образом жиды, студенты университета, адвокаты, врачи, земские деятели, земские учителя, а за ними писаря волостные и даже сельские старосты, всюду проникали, старались увлечь на свою сторону народ, обещая ему дать землю и волю и вместе с тем устроить ему на земле рай» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2117. Л. 19 об.).
Еще более красноречиво и показательно выглядит изложение архипастырем характера и главной причины революции: «Народ, доселе богобоязненный, преданный св. вере, преданный Царю, доселе повиновавшийся не только за страх, но и за совесть предержащим властям, отзывчивый на все доброе и хорошее, старавшийся сообразовать свою жизнь с требованиями Закона Божия и нравственного долга, становится неузнаваемым. Сбитый с толку агитаторами-революционерами, то возмущается против властей, помещиков и владельцев, производит так называемые аграрные беспорядки, со всеми их ужасными последствиями, то, отстаивая заветы старины, избивает евреев, справедливо видя главную причину беспорядков в этой беспокойной и алчной нации, желающей заправлять всем светом, в частности русским народом» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2117. Л. 20). В том же отчете отмечалось, что, несмотря на широкую агитацию духовенство Таврической епархии «за исключением четырех-пяти лиц, не запятнало себя позором участия в революционной смуте», продолжая служение и ведя борьбу за души и умы местной паствы (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2117. Л. 20 об.).
Вопросы межнациональных отношений становились предметом деятельности многочисленных православных братств, которые существовали в Таврической епархии. Наиболее крупным и влиятельным из них было симферопольское Александро-Невское братство. На средства этой организации в местностях, населенных иноверцами и сектантами, строились храмы и поддерживались церковные причты (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1259. Л. 9–9 об.). Евреям и крымским татарам, которые принимали православие, братство выдавало небольшие денежные пособия (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1259. Л. 12 об.). Одной из задач Александро-Невского братства было «охранение древних церквей и святынь христианских от разрушения и оскорбления нехристианским населением Крыма». Прискорбные случаи поругания святынь изредка случались в крае и чаще всего проявлялись в использовании под хозяйственные нужды заброшенных средневековых храмов. В 1887 году членам братства стало известно о том, в татарском селении Демерджи близ Алушты местные жители, «пользуясь отсутствием христиан в деревне», превратили старую полуразрушенную церковь в загон для скота. Благодаря денежной помощи организации и содействию алуштинского свящ. Михаила Сорокина храм был очищен, и в нем были установлены двери и окна (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1208. Л. 10–10 об.).
Желание иерархов в лучшем свете показать жизнь Таврической епархии приводило к тому, что ряд эпизодов, связанных с эксцессами в межнациональных отношениях, не попадал на страницы архиерейских отчетов. Показательной является история с убийством настоятеля Кизилташской киновии иг. Парфения в 1866 году, в котором были обвинены (а впоследствии и казнены) крымские татары из деревни Таракташ. Этот трагический сюжет, который на протяжении уже 150 лет остается поводом для многочисленных спекуляций, полностью обойден вниманием в отчете за соответствующий год. Не нашлось места в отчетах и погромам в Таврической губернии в 1905 году. Впрочем, нельзя сказать, что проблемные события и явления тотально замалчивались. Сообщения о тех случаях, когда пострадавшей стороной оказывалось православное духовенство, в архиерейских отчетах все же появлялись. Так, в отчете за 1905 год говорится о случаях поджогов домов священнослужителей, избиениям и покушениям на их жизни. Там же упомянуто и убийство «верного служителя Бога», священника из Алупки Владимира Троепольского (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2117. Л. 14 об.). В отчетах также имеются упоминания о захвате земель, которые принадлежали монастырям, но находились на удалении от обителей, крымскими татарами (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1010. Л. 238 об.).
Таким образом, в отчетах Таврических иерархов в Св. Синод во всей сложности и многообразии нашли отражение сюжеты, связанные с историей межнациональных и межконфессиональных отношений в Крыму. Данная группа источников существенно дополняет и корректирует представления о деятельности православного духовенства на полуострове и его взаимодействии с другими этническими и религиозными общинами региона.
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 20–78–10044).