Пушкину 225 лет. Как-то странно это звучит, согласитесь. Как-то эта «весомая» цифра не вяжется с его образом, потому что в нашем представлении он вечно легок и юн, даже в отточенной зрелости поздних своих стихов и суждений. И даже не вечные тридцать семь ему «в пору», а те самые тридцать три, что соответствуют земному возрасту Господа нашего Иисуса Христа, и, как говорят, будут свойственны нам по воскресении из мертвых, если сподобимся Царствия Небесного. Та самая «мера возраста исполнения Христова», о которой говорил апостол Павел. Надеемся и верим, что Пушкин достиг-таки этой меры.
И счастье великое не только для самого Пушкина, но и для нас всех, что он, несмотря на всё пережитое им кипение страстей, и борение духа, и мятежность характера – обрел глубокую веру и твердое основание в православии и уповании на милость Божию.
Вообще стороннему наблюдателю может показаться удивительным то, что самый известный и любимый наш соотечественник (не считая, конечно, святых, о ком особая речь) – это поэт.
Вот привыкли мы за века уже считать, что Пушкин – это «наше всё», а ведь из самой жизни нашей, из характера ее, (как некоторые считают, тяжелого и многотрудного) – вряд ли можно было ожидать происхождение такого легкого и светлого гения как Пушкин. И именно, казалось бы, не благодаря, а вопреки всему нашему национальному характеру он явил черты поэтической легкости, радости и жизнелюбия. Одно слово – поэт. Даже, помнится, некоторые «серьезные» и маститые мужи его времени отказывались признавать его величие и общероссийскую значимость именно за эту как бы легкость, несерьезность и неуемное жизнелюбие.
Но вот ведь в чем дело… то, о чем многие и не задумываются у нас. Ведь Сам Бог – Творец мира нигде в Священном Писании не назван ни сановником, ни чиновником, ни полицейским, и хоть именуется нами Царем и высшим Судией, но, едва ли не прежде всего Он сам открывает о Себе, что Он – поэт и художник! И не случайно выдающийся наш литератор, Николай Лесков, огорченный и утомленный изрядно нашей тяжеловесной и суровой церковностью синодального периода, напомнил однажды себе и нам, воздохнув от сердца, что «религия – это поэзия вечной правды и неумирающей жизни». Как хорошо это сказано, правда?! Прямо по-Пушкински. И уж конечно совсем не случайно.
Потому что в самом основании русской жизни, хоть и кажется она порой тяжкой и убогой и неустроенной… но в самом основании ее, несомненно, заложена это светлая и святая поэзия, вечное творчество неиссякаемой жизни. И всякий, кто знает нашу русскую жизнь не по одним ее темным и тягостным сторонам, но и несколько шире, согласится, я думаю, что мы – народ в основании своем всё-таки светлый, простой и даже наивный в своем поэтическом и творческом устремлении к высшей правде и красоте.
А если так, то уж конечно, не случайным явлением был и остается Пушкин и уж тем более не случайно он и сейчас так любим народом.
Если угодно, Пушкин нам самих себя показал такими, какими мы себя и не видели, и не знали, а увидев, точно вздохнули все облегченно и сказали: ну, слава Богу, кажется, мы живы еще, а то уж казалось порой… Может быть даже Сам Господь послал нам Пушкина, как некое утешение и ободрение, потому что мы, как кажется, уже и приуныли на момент его явления и подзаблудились слегка в суровых и многотрудных своих путях.
И может быть не случайно еще и то, что два, казалось бы, совершенно несхожих характера, в двух, казалось бы, совершенно разных областях русской жизни были явлены нам в одно и то же время. Это – преподобный и вселюбимейший батюшка наш Серафим – в области духовной и церковной и Пушкин – в области светской, культурной, несомненно, душевной, но и… ведь и духовной же тоже. Потому что неправильно будет отнести гений Пушкина к области чисто душевной и культурно-эстетической.
Так вот, если задуматься, что объединяло этих двух великих людей, скорее всего и не встречавшихся даже никогда, но одинаково сильно хоть и по-разному любимых народом – то это будет та самая поэтическая, всетворческая и созидательная энергия, что именуется у нас благодатью Святого Духа. То, о чем, как о цели жизни христианской прямо говорил преподобный старец Серафим.
Сейчас нам его откровение кажется естественным и даже единственно правильным, а ведь не так это было во времена самого отца Серафима. И как Пушкин явлением гения поэтической свободы и легкости и радости – перевернул привычный уклад русского литературного мира, так и отец Серафим, своим молитвенным устремлением и духовным деланием, перевернул, можно сказать, устоявшееся представление о церковной жизни, как о тягостной и необходимо-рутинной, чуть ли не подневольной, работе. И ведь отец Серафим не придумывал ничего, он только освежил в нашей памяти ту простую мысль что подлинно духовная жизнь – это жизнь воистину радостная и отрадная в высшей степени, и легкая паки чаяния.
Скажут на это: да где же эта радость и отрада и легкость? одна только тягость вокруг и скорби, и трудности. Да, это всё есть, несомненно, и всё это нам надо пережить и перетерпеть, но именно для того, чтобы засвидетельствовать свою верность Высшему Художнику и Поэту – Творцу неба и земли - Богу, чтобы быть и оставаться причастниками Его любви, красоты и радости.
И это вопрос не только воздаяния в вечности, но и то, что происходит с нами сейчас; что пробивается как свет через темные тучи с большей или меньшей силой в нашу жизнь и освещает ее и напоминает о высшей радости, и вдохновляет, и дарует надежду. И кто из верующих посмеет сказать, что этого нет! А если посмеет – то несчастнейший он человек и начать ему нужно с того, чтобы кроме Нового Завета, читать иногда и… Пушкина. Просто потому, что Бог нам его послал не случайно. Чтобы мы не забывали, что подлинно-духовная жизнь – это жизнь поэтическая. И в этом состоит ее непредсказуемая, вечно обновляемая и радостно-творческая сила.
И.К. Айвазовский «Пушкин на берегу Черного моря», 1887.
Ну и в конце расскажу небольшую семейную историю.
Однажды, в начале пятидесятых годов, состоялся откровенный разговор между моей бабушкой и ее тетей, недавно вернувшейся из-за границы, где она прожила двадцать семь лет. И вот бабушка поведала тете обо всех тех ужасах гражданской войны, свидетельницей которых она оказалась здесь, в Крыму; рассказала о том, как потеряла братьев, отца и маму…
Очевидно, рассказ был столь тягостным, что тетя написала в письме своей дочке: «От ужаса я долго не могла уснуть. Успокоил меня только Пушкин».
С Днем рождения, Александр Сергеевич!
Царствие Вам небесное, и радость о Духе Святом!