Поражение в духовной брани - главный урок от Толстого
К 110-летию - 7(20) ноября - со дня кончины Льва Николаевича Толстого
«Погибели предшествует гордость...» (
«Разве есть благородная гордость? Ее нет, а есть одна только гордость бесовская».
(Преподобный Моисей Оптинский)
Все формы и разновидности видимой борьбы в истории рода человеческого (от міровых войн до семейных конфликтов) есть лишь следствие и внешнее выражение иной, малозаметной или вовсе невидимой, духовной брани. По учению Православной Церкви, эта брань имеет первостепенное значение в земной жизни человека, ибо она, в конечном итоге, определяет его вечную участь. Об этом ясно свидетельствуют Священное Писание, творения святых отцов Церкви, богословские исследования и подвижнические наставления.
«Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских; потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против міроправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (
+ + +
Духовная борьба в жизни Л.Н.Толстого началась, естественно, задолго до прохождения военной службы на Кавказе и участия в Крымской кампании. Этапы и особенности этой борьбы подробно описаны им в автобиографической трилогии «Детство», «Отрочество», «Юность» и других художественных произведениях, они нашли свое отражение в его дневнике, а затем - в знаменитой «Исповеди». Однако серьезное обострение духовной брани произошло именно во время пребывания Толстого в Севастополе. Об этом свидетельствует дневниковая запись от 2-4 марта 1855 года: «Нынче я причащался. Вчера разговор о божественном и вере навел меня на великую громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта - основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле» (7; Т. 21, С. 139-140). Этот замысел, достойный великого инквизитора из поэмы Ивана Карамазова, ясно говорит о непонимании молодым Толстым сущности христианства. Интересно, что в «Отрочестве» (оконченном примерно к середине 1854 года) автобиографический герой Николенька Иртеньев делает следующее признание: «...философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим для блага всего человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных...» (7; Т. 1, С. 168).
Можно привести множество примеров из художественных произведений Толстого, свидетельствующих о его резком неприятии тщеславия - этого, по определению преподобного Иоанна Лествичника, «коня гордыни» (2; С. 325). Ограничимся двумя. В том же «Отрочестве» главный герой так характеризует француза-гувернера, к которому он испытывал «настоящее чувство ненависти», внушающей «непреодолимое отвращение к человеку»: «...он был хороший француз, но француз в высшей степени. Он был не глуп, довольно хорошо учен и добросовестно исполнял в отношении нас свою обязанность, но он имел общие всем его землякам и столь противоположные русскому характеру отличительные черты легкомысленного эгоизма, тщеславия, дерзости и невежественной самоуверенности. Все это мне очень не нравилось» (7; Т. 1, С. 159-160). В рассказе «Севастополь в мае» (1855) тщеславие определяется Толстым как «характеристическая черта и особенная болезнь нашего века»: «Тщеславие, тщеславие и тщеславие везде - даже на краю гроба и между людьми, готовыми к смерти из-за высокого убеждения... Отчего Гомеры и Шекспиры говорили про любовь, про славу и про страдания, а литература нашего века есть только бесконечная повесть «Снобсов» и «Тщеславия»?» (7; Т. 2, С. 108).
Итак, именно в севастопольский период Л.Н.Толстой с особенной силой обличает тщеславие как болезнь и в то же время сам неизлечимо (как покажет его дальнейшая судьба) заражается более тонкой и опасной формой этой же болезни - духовной гордыней. Мысль об «основании новой религии» будет реализовываться уже знаменитым писателем в «зрелый» период жизни и творчества.
Так как рассматривать подробно перипетии духовной брани Л.Н. Толстого у нас нет ни возможности, ни необходимости, кратко остановимся лишь на некоторых ее ключевых и выразительных моментах.
В «Детстве» (1852) молитва юродивого Гриши (гл. 12) поражает главного героя своим величием и внутренней силой: «Вместо веселия и смеха, на которые я рассчитывал, входя в чулан, я чувствовал дрожь и замирание сердца». И далее следует признание: «...впечатление, которое он произвел на меня, и чувство, которое возбудил, никогда не умрут в моей памяти» (7; Т. 1, С. 43-44).
В третьем севастопольском рассказе имеется впечатляющее описание молитвы к Богу, побеждающей человеческий страх (гл. 14). Искренность и убедительность этого описания не вызывает сомнений в том, что в нем отразился личный опыт Толстого.
Однако 1 февраля 1860 года в дневнике писателя появляется запись, снова слишком явно свидетельствующая о его духовном неблагополучии: «Вчера была бессонница до 5 часов утра. Читал о «вырождении человеческого рода» и о том, как есть (так у Толстого - А.Т.) физическая высшая степень развития ума. Я в этой степени. Машинально вспомнил молитву. Молиться кому? Что такое Бог, представляемый себе так ясно, что можно просить Его, сообщаться с Ним? Ежели я и представляю себе такого, то Он теряет для меня всякое величие. Бог, которого можно просить и которому можно служить, есть выражение слабости ума. Тем-то Он Бог, что все Его существо я не могу представить себе. Да Он и не существо, Он закон и сила. Пусть останется эта страница памятником моего убеждения в силе ума» (7; Т. 21, С. 228). В свое время святитель Иоанн Златоуст заметил, что «гордость есть доказательство скудости ума» (2; С. 396).
В 1869 году Толстой приобретает портрет А. Шопенгауэра и вешает в своей комнате. В письме к А.А.Фету от 30 августа 1869 года он пишет: «Знаете ли, что было для меня нынешнее лето? Неперестающий восторг перед Шопенгауэром и ряд духовных наслаждений, которых я никогда не испытывал... теперь я уверен, что Шопенгауэр гениальнейший из людей... Я начал переводить его. Не возьметесь ли и вы за перевод его?» (7; Т. 17-18, С. 682). В начале сентября 1869 года во время поездки в Пензенскую губернию с целью покупки имения с автором «Войны и мира» произошло знаменательное событие, проясняющее духовную природу тех «наслаждений», которые он испытывал летом. В письме к своей супруге Софье Андреевне от 4 сентября из Саранска Толстой пишет: «Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе, и со мной было что-то необыкновенное. Было два часа ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии; но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал, и никому не дай Бог испытать. Я вскочил, велел закладывать...» (7; Т. 17-18, С. 683). Епископ Варнава (Беляев) в своем фундаментальном труде «Основы искусства святости» замечает по поводу этого происшествия: «А уж как после этого не верить? Ведь если бесов нет, то что заставляет почтенного, с такою основательною бородою мужа, как мальчика или паяца, вскочить в два часа ночи с постели, так, как будто у него внутри вставленная стальная пружина вдруг разогнулась, и ехать прочь, очертя голову, куда глаза глядят?» (1; Т. 2, С. 385).
У этого события, получившего в биографии Толстого название «арзамасский ужас», была предыстория и далеко идущие последствия. Так, еще в 1857 году, будучи за границей, молодой писатель сообщает своей тетушке Т.А.Ергольской (письмо из Женевы от 4 апреля): «Тем не менее, несмотря на удовольствие, доставленное мне жизнью в Париже, на меня без всякой причины напала невыразимая тоска...». Комментарий епископа Варнавы: «...не только со стороны психологии, но и простой здравой логики, фраза построена неправильно. Это все равно, что сказать: «Несмотря на то, что у меня с утра ни капли во рту не было, кроме трех бутылок вина, я каким-то чудом оказался пьян» (1; Т. 2, С. 240).
Позже, в письме к жене от 18 июня 1871 года, Л.Н.Толстой пишет: «С тех пор как я приехал сюда (в степь, на кумыс. - А.Т.), каждый день в шесть часов вечера начинается тоска, как лихорадка, тоска физическая, ощущение которой я не могу лучше передать, как то, что душа с телом расстается». Епископ Варнава отмечает небезынтересную подробность этого признания: «Врач посещает больных поутру, - говорит св. Иоанн Лествичник, - а уныние находит на подвижников около полудня» (Лествица, слово 13; 5). Так как Толстой далек был от христианского подвига, то бес выбрал для визита к нему другое время: соответственный час, но вечерний». К тому же «наш «полдень» у древних подвижников и вообще на Востоке равняется шести часам дня» (1; Т. 2, С. 232, 384).
В 1884 году Толстой начал писать повесть «Записки сумасшедшего», которую так и не закончил, хотя возвращался к ней в 1887, 1888, 1896, 1903 годах. В ней подробно описаны не только «арзамасский ужас», но и последовавшие за ним «московский» (после посещения театра в гостинице Толстой «провел ужасную ночь, хуже арзамасской... Всю ночь я страдал невыносимо, опять мучительно разрывалась душа с телом») и «ужас на охоте», когда на него «нашел весь арзамасский и московский ужас, но в сто раз больше» (7; Т. 12, С. 50, 52). Подобное состояние, неоднократно испытанное Толстым, переживается, по слову преп. Исаака Сирина, «исключительно гордыми душами», и назвать его можно не иначе, как «вкушением геенны» (1; Т. 2, С. 237). По свидетельству дочери, уже перед своим уходом из дому Толстой говорил: «Как жалко, что я не могу поселиться и жить в монастыре, исполняя послушание и всякие монастырские работы, но только не посещая церкви и не исполняя обрядов». В православной аскетике это состояние называется бесоодержимостью, когда человек ни к иконе, ни к Евангелию, ни под благословение подойти не может (1; Т. 2, С. 264).
Исход брани с духами злобы был для Толстого трагичным. Старец Варсонофий Оптинский (в міру Павел Иванович Плиханков), не допущенный к умирающему писателю его чертковским окружением (фамилия секретаря и издателя богоборческих сочинений Толстого оказалось неслучайно-символической), на просьбу корреспондентов газет и журналов дать интервью ответил: «Вот мое интервью, так и напишите: хотя он и Лев, но не смог разорвать кольца той цепи, которою сковал его сатана» (4; С. 60).
Поражение в духовной брани - главный урок от Толстого в назидание потомкам. Только та душа в Православии считается погибшей, которая так и не смогла преодолеть комплекс самомнения, отделяющего ее от Бога - Источника Вечной Жизни. Гордость, по определению святых отцов, есть медная стена между человеком и Богом. Ее невозможно прошибить даже гениальным лбом, если не будет при этом смиренномудрия сердца (1; Т. 2, С. 240). «Душа горделивая есть раба страха, - учит преподобный Иоанн Лествичник, - будучи самоуверенной, она боится всякого шороха и даже теней... все боязливые тщеславны» (Лествица, слово 21; 4, 6).
Отсутствие христианского смирения, духовная гордость Толстого породили его антихристианское учение «о непротивлении злу силой», ибо по своей духовной сущности гордость есть непротивление, т.е. подчинение бесам. И всякий одержимый гордыней - раб диавола. Так и характеризовали ересиарха Льва Толстого святитель Феофан Затворник и святой праведный Иоанн Кронштадтский (см. их отзывы о нем в книгах: Духовная трагедия Льва Толстого. Составитель А.Н.Стрижев. М., 1995; За что Лев Толстой был отлучен от Церкви: Сборник исторических документов. М.: Дар, 2006).
Сопротивление злу, лжи и грядущему антихристу есть проявление истинного смирения и верности Христу, Который «всем человеком хощет спастися и в разум Истины приити» (
Опыт духовной брани известнейшего міру русского писателя служит подтверждением исторического опыта Православия - со смирением можно и врагам головы рубить (как это и делали наши святые благоверные князья), а с гордостью невозможно не служить бесам и отцу их диаволу, уподобляясь тем самым «неразумным хазарам» и обрекая себя на неизбежное поражение.
Бесовский страх побеждается смиренной любовью, которая возможна только при отсутствии всякого превозношения. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершенен в любви» (
Александр Дмитриевич Терлецкий (Симферополь)
Литература:
- Варнава (Беляев), еп. Основы искусства святости: т. 2. Н.Новгород, 1996.
- Великие мысли, кратко реченные. Более 4000 изречений святых отцов и учителей Церкви. СПб., 2003.
- Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30-и томах. Л., 1971-1990.
- Духовная трагедия Льва Толстого. Составитель А.Н.Стрижев. М., 1995.
- Лука (Войно-Ясенецкий), святитель. О борьбе с духами злобы поднебесной // Голос святого целителя. Сергиев Посад, 2004. С. 39-50.
- Преподобного отца аввы Иоанна. Лествица. СПб., 1995.
- Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1978-1985.
- Христианское учение о злых духах. М., 1990.