Создано: 05.01.2015 11:55

Предрождественский церковный обряд Пещного действа в истории русской драматургии.

Проблема истоков и условий формирования русской драматургии, без сомнения, является одной из ключевых в отечественном литературоведении.

Исследователи истории театра традиционно обращаются к поиску как исконно-славянских — фольклорных, народно-бытовых, так и зарубежных влияний, определивших пути становления и развития театрального искусства в России. Вместе с тем, уже в XIX столетии было обращено внимание на важность изучения богослужебных действ Русской Церкви 16–17 веков, и, в частности, Пещного действа, которое «справедливо может считаться зародышем сначала мистерий и религиозных диалогов, а потом и драмы в том смысле, как понимают это слово ныне» [1]. С нашей точки зрения, в качестве истока драматургического творчества обряд Пещного действа важен не только своей постановочной, или декоративно-прикладной стороной. Не меньшее (если не большее) значение имела его идейная — духовно-православная составляющая, лёгшая в основу многих произведений как «церковно-школьной», так и «классической» русской драматургии. Обратимся к истории этого церковного обряда.

Пещное действо представляло собой оригинальную инсценировку события, описанного в Ветхом Завете и как бы перенесённого на русскую почву, осмысленного как подвиг русского духа.

Согласно книге пророка Даниила, вавилонский царь Навуходоносор приказал отлить золотого истукана вышиной в шестьдесят, шириной в шесть локтей и установить его на поле Деире. Царь повелел всем подвластным народам пасть и поклониться возведённому кумиру, а ослушников пообещал бросить в раскалённую печь. Три отрока: Анания, Азария и Мисаил, не желая изменять Богу, предпочли быть ввергнутыми в пламя печи, но чудесным образом спаслись. Согласно Писанию, к отрокам снизошёл Ангел, который «выбросил пламень огня из печи, и сделал, что в средине печи был как бы шумящий влажный ветер…». Потрясённый чудом, Навуходоносор возвысил юношей в стране Вавилонской и признал, что «нет иного бога, который мог бы так спасать».

Это предание, несомненно, одно из самых волнующих в Библии, и легло в основу богослужебной драмы, известной под названием Пещного действа. Постановщики его не имели цели в точности воспроизвести все, описанное у Даниила, а лишь стремились передать духовное величие и значение происходящего, подчеркнуть мужество истинно верующего человеческого сердца. При этом они явно опирались на традиции русской бытовой культуры, на фундамент народной эстетики. В значительной мере именно поэтому действо живо воспринималось и было горячо любимо православными прихожанами.

Обряд совершался только раз в году, незадолго перед праздником Рождества Христова, 17 декабря по старому стилю, в Новгороде, Москве, Вологде, Рязани, Ростове и, вполне вероятно, в других кафедральных городах во время Патриаршего или иного архиерейского богослужения. О значительности происходившего свидетельствует тот факт, что, по замечанию английского дипломата Джайлса Флетчера, «в Москве царь и царица всегда бывают при этом торжестве, хотя всякий год повторяется одно и то же, без всякого прибавления чего-нибудь нового».

К совершению обряда готовились несколько дней. Аксессуарами представления были: пещь (т.е. башенка, разделённая на два яруса), железные трубки и горн с угольями, свечи, пальмы, убрусы (полотенца), одеяние участников действа, объёмное изображение Ангела, которое в нужный момент поднималось и опускалось с помощью верёвки, шедшей из алтаря и перекинутой через блок. Для возжигания пламени использовалась легко загорающаяся трава плаун обыкновенный.

В инсценировке непосредственно участвовали три отрока, два Халдея (слуги царя), отроческий учитель. Церковный клир помогал им, а присутствующий архиерей благословлял выступающих перед началом и в переломные моменты действия. Роли отроков исполняли юные обладатели лучших голосов в хоре, ибо во время торжества не раз звучали духовные песнопения — стихиры. Отроческий учитель — уставщик должен был облачать мальчиков, возжигать их свечи, сопровождать. Кто представлял Халдеев, неизвестно. Можно догадываться, что это были взрослые певчие.

На головы отроков надевались кожаные шапки, или венцы, с литыми медными крестами. Облачение составлял стихарь, сшитый из тонкого дорогого полотна, украшенный бархатными узорчатыми оплечьями и перерукавьями. Источники, т.е. полосы другого цвета, чем само одеяние, ниспадали к подолу и делались из крашенины или тесёмок. Головные уборы Халдеев назывались шоломами, или туриками. Отроческие венцы и халдейские турики опушались заячьим или горностаевым мехом, золотились. Халдейские платья именовались юпками или юпами и шились из красно-багрового сукна. Пальмы, что Халдеи держали в руках, предположительно вырезались из дерева и золотились по краске.

Наиболее ранние письменные сведения о совершении обряда на Руси относятся к Новгороду, к 1548 году [2]. Вероятно, это удивительное действо появилось в церковном обиходе благодаря выдающемуся архиерею — Святителю Макарию, Митрополиту Московскому и всея Руси (1482–1563). Известно, что Митрополит Макарий — просветитель и писатель, покровитель книгопечатания, до вступления в митрополичий сан (1542 г.) длительное время возглавлял новгородскую архиепископскую кафедру.

Несмотря на то, что идея Пещного действа, вероятнее всего, была принесена с православного Византийского Востока, содержание этой литургической драмы является созданием русской культуры. Нельзя не согласиться с исследователем Н. Ф. Красносельцевым в том, что «язык и фразеология обличают русского самостоятельного излагателя, а не переводчика» [3]. Собственно чин Пещного действа знает две редакции — 16 и 17 века. Они отличаются как полнотой содержания, так и художественной выразительностью. Редакция 17 века являлась итоговой в эволюции рождественской богослужебной драмы и была насыщена динамикой, символикой, многоголосьем. Её мы и предлагаем вниманию Читателя, предварительно условно разбив на пять сцен.

 

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Халдеи берутся за концы убруса и ведут мальчиков на середину церкви, к пещи, перед которой останавливаются. Указывая на пещь пальмами, они начинают диалог:

Первый Халдей Дети царевы?

Второй Халдей Царевы!

Первый Видите ли сию пещь, огнем горящу и вельми распаляему?

Второй И сия пещь уготовася вам на мучение.

Анания Видим мы пещь сию, но не ужасаемся ея; есть бо Бог наш на Небеси, Ему же мы служим. Той силен изъяти нас от пещи сея.

Азария И от рук ваших избавит нас.

Мисаил И сия пещь будет не нам на мучение, но вам на обличение.

После этих слов Халдеи возвращают отроков к святительскому месту, и те поют: «И потщися на помощь нашу, яко можеши хотяй!». Учитель развязывает отроков одного за другим, они по очереди идут к Владыке под благословение и получают свечи, принесённые из алтаря протодьяконом. Начинается

СЦЕНА ВТОРАЯ

Первый Халдей Товарыщ!

Второй Халдей Чаво?

Первый Это дети царевы?

Второй Царевы!

Первый А златому телу не поклоняются?

Второй Не поклоняются!

Первый И мы вкинем их в пещь.

Второй И начнем их жечь.

Приступают к делу: берут Ананию за руки и ведут его в пещь. Возвратившись, продолжают:

А ты, Азария, чаво стал? И тебе у нас то же будет.

Азарию и Мисаила постигает участь товарища. Затем пещные двери затворяются. В нижний ярус вносится горн с углями.

Протодьякон торжественно возглашает: «Благословен еси Господи, Боже отец наших! Хвально и прославлено имя Твое во веки!» Начинается

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Отроки поют в пещи, а Халдеи, получив от дьякона свечи и трубки с плавучей травой, ходят вокруг, бросают траву в горн, отчего она вспыхивает ярким пламенем. Всё совершается под велегласные слова протодьякона: «И распаляшеся пламень над пещию». По истечение недолгого времени соборный ключарь просит благословения «спущати Ангела». Ангел спускается в пещь в «трусе велице зело с громом».

Халдеи падают ниц по ту и другую сторону пещи; дьяконы, предварительно забрав у них горящую траву, «опалают» поверженных. Затем изображение Ангела немного поднимается, как бы воспарив над головами прихожан и участников действа. Следует

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Халдеи встают на ноги, снимают с себя турики и начинают беседовать:

Первый Халдей Товарыщ!

Второй Халдей Чаво?

Первый Видишь ли?

Второй Вижу.

Первый Было три, а стало четыре. А четвертый грозен и страшен зело, образом уподобися сыну Божию.

Второй Как он прилетел и нас победил!

И «стоят Халдеи, главы поникши и уныв, пещи же потом не палят».

Отроки поют духовные стихи и взирают на Ангела. Анания берётся за правое крыло, Мисаил за левое, Азария за правую ногу и «обращаются в пещи со Ангелом трижды».

Затем ещё раз следует нисхождение Ангела «с громом и трусом велиим». Халдеи падают снова, но уже только на колени. Отроки осеняют себя крестным знамением, кланяются Божьему Посланцу, и он тихо поднимается ввысь. Халдеи обращаются с поклоном к архиерею: «Благослови, Владыко, Ананию кликати!» Начинается

СЦЕНА ПЯТАЯ

Отворяются пещные двери и звучат слова:

Первый Халдей Анания! Гряди вон из пещи.

Второй Халдей Чаво стал? Поворашивайся! Не имет вас ни огонь, ни смола, ни сера.

Первый Мы чаяли, вас сожгли, а мы сами сгорели. Гряди, царев сын.

Анания выходит из пещи; Халдеи берут его под руки и ведут пред святительское место. Те же слова говорят Азарии и Мисаилу, которые друг за другом покидают пещь и вместе со всеми удаляются в алтарь.

Многолетием царствующему дому и Патриарху завершается чин Пещного действа [4].

После обедни у архиерея бывал стол, во время которого отроки пели пещные стихи. Участники инсценировки за свой труд получали щедрые дары.

 

Как видим, в художественном содержании редакции 17 века весьма значителен элемент вполне самобытной народной культуры. Так, разговоры слуг царя между собой и с отроками ведутся на общеупотребляемом разговорном языке. В поведении Халдеев, заменивших вавилонского царя, ощущается также и глубокий фольклорный смысл. Как помним, Навуходоносор в конечном итоге торжественно славословил Бога и воздавал честь отрокам. Халдеи же ведут себя, подобно представителям побеждённых злых сил из русских народных сказок. Так, они падают ниц при виде Ангела, сокрушаются о своем поражении, а не радуются торжеству правды: «Как он прилетел и нас победил!» — стоят «главы поникши и уныв». Это неоспоримо свидетельствует о специфике конфликта Пещного действа, осмысленного как столкновение начал Добра и Зла, как борьба тёмных и светлых сил. При этом, с точки зрения православного русского человека, бескомпромиссное противоборство низкого и высокого завершается поражением и позором первого и победой достойного.

Есть все основания считать, что Пещное действо, вобравшее в себя дух фольклора и религиозно-нравственную традицию, элементы прикладного искусства и удивительные православные песнопения, формы народно-разговорной и церковно-славянской речи, бытовую конкретику и христианскую символику, являет собой уникальный образец синтеза двух типов русской национальной культуры.

С упразднением Патриаршества в эпоху Петра I этот замечательный обряд, к сожалению, ушёл в прошлое. Тем не менее, по нашему убеждению, он оставил глубокий след в русской культуре, оказав серьёзное влияние на становление и развитие ранней русской драматургии.

Уже в первом значительном произведении отечественной драматургии — «Комидии о Навходоносоре царе, о теле злате и о триех отроцех, в пещи не сожженных» Симеона Полоцкого (1629–1680) прослеживается тесная связь авторского произведения с богослужебным действом.

Так, и в Пещном действе, и в «Комидии» есть священные песнопения; словам воинов, которые, как и в действе, именуются Халдеями, придан комедийный характер: «Аз и две коже готов есмь издрати с единого хребта, а сам не страдати». В ходе представления Симеон Полоцкий, по-видимому, предусматривал возжигание пламени, как это было и в богослужебной драме. Так, у него царь приказывает: «Слыши, Зардане! Вели готовати пещь, смолу, нафу и огнь розжизати». В ремарках говорится: «Зде огнь из пещи халдеи опалит» [5].

По нашему мнению, и авторская «Комидия», и церковный обряд помимо чисто внешнего имеют также и глубокое внутреннее родство. Так, в частности, по словам А. С. Дёмина, у Симеона Полоцкого «серьезность пьесы… не нарушается, но… смягчается конфликт, трагические события как бы окутываются «сладостной» дымкой. Недаром всё страшное и грубое Полоцким по возможности удалено, «смягчается» не только страшное, но и весёлое. Симеон Полоцкий выделяется тем, что может, говоря его же словами, веселье «в пределах малых заключити» и сделать его «светлым» и «сладким» [6]. По нашему убеждению, такая характеристика указывает на идейно-эстетические корни, заложенные в Пещном действе, и вполне может быть применима также и к другим лучшим образцам ранней русской драматургии, в частности, к драматическим произведениям Святителя Димитрия Ростовского (1651–1709) [7].

В этой связи отметим также, что краеугольным камнем, лёгшим в основу этической составляющей этих произведений, стали понятия веры, смирения, долга, соборности, в полной мере свойственные самому «Чину Пещного действа», который, таким образом, может рассматриваться как архетипический текст.

 

Андрей Ишин, доктор исторических наук, профессор кафедры истории России Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского,
преподаватель  Таврической духовной семинарии 

Примечания

  1.      Савинов М. П. Чин Пещного действа в Вологодском Софийском соборе: Историко-литературно-археологический этюд // Русский филологический вестник. — 1890. — № 1. — С. 54.
  2.      Там же. — С. 28.
  3.      Красносельцев Н. Ф. Новый список русских богослужебных «Действ» 16–17 вв. // Труды восьмого археологического съезда в Москве. 1890. — М., 1895. — Т. 2.
  4.      Савинов М. П. Указ. соч. — С. 44-51.
  5.      Симеон Полоцкий. О Навходоносоре царе, о теле злате и о триех отроцех, в пещи не сожженных // Русская драматургия последней четверти XVII и начала XVIII в. — М., 1972. — С. 163-168.
  6.      Дёмин А. С. Комментарии // Русская драматургия последней четверти XVII и начала XVIII в. — М., 1972. — С. 327-328.
  7.      Ишин А. В. Место киевской художественной традиции в становлении ранней русской драматургии (конец XVII — первая половина XVIII века) // Культура народов Причерноморья. — 1997. — № 2. — С. 151-153.

 

С меткой:

ишин

ЕПАРХИАЛЬНЫЙ МАГАЗИН
православная литература, церковная утварь, облачения и пр. 
9:00 - 16:00

 Республика Крым, 295011, г. Симферополь,

ул. Героев Аджимушкая, 9/11

 

Яндекс.Метрика